Последствия газовых атак 1915 года

«Инвалиды и война. Инвалиды в Первой мировой войне: исторические и нравственные уроки»

 

Смыслов Д.А.

 

 

Последствия газовых атак 1915 года

 

 

 

14 апреля 1915 года у деревни Лангемарк французские подразделения захватили в плен немецкого солдата. Во время обыска у него обнаружили небольшую марлевую сумочку, наполненную одинаковыми лоскутами хлопчатобумажной ткани и флакон с бесцветной жидкостью. Это было так похоже на перевязочный пакет, что на него вначале не обратили никакого внимания. Однако, сам пленный заявил на допросе, что сумочка – это специальное средство защиты от нового «сокрушительного» оружия, которое немецкое командование планирует применить на этом участке фронта. На вопрос о том, что это за оружие, солдат ответил, что не имеет понятия, но вроде бы оно запрятано в баллонах, которые зарыты на ничейной земле между линиями окопов. Для защиты от него надо намочить лоскут жидкостью из флакона и приложить ко рту и носу.

Французское командование сочло рассказ солдата бредом сумасшедшего и не придало ему значения. Однако, о таинственных баллонах начали сообщать и другие пленные немцы, захваченные на соседних участках фронта.

 

22 апреля в 17 часов началась ужасная бомбардировка города Ипра тяжелыми гаубицами. Сначала некоторые французские офицеры, слышавшие стрельбу, подумали, что недавно прибывшая Алжирская дивизия "расстреляла сама себя", но те, кто был на удобных для наблюдения пунктах видели два любопытных зеленовато-желтых облака на земле, по другую сторону Лангемарка на фронте германских линий. Распространяясь в сторону, эти газовые облака поднялись кверху и, продвигаемые вперед легким ветром, становились голубовато-белым туманом, таким, какой можно видеть над мокрым лугом в морозную ночь. Позади тумана противник, под гром своего ураганного огня, продвигался вперед.

Как утверждали свидетели, многие французские солдаты с интересом наблюдали за приближением к их позициям этого «причудливого цветного тумана», но не придавали ему никакого значения.

Наконец, французские воины почувствовали резкий запах. У них защипало в носу, глаза резало как от едкого дыма. Туман сжимал горло, жег огнем грудь, выворачивал наизнанку. Не помня себя от ужаса, французы бросали оружие, и пытались убежать подальше. Тот, кто медлил, или падал, больше уже не поднимался.

За полосой тумана двигались шеренги немецких солдат, но воевать им было не с кем. Те из французов, кто не смог убежать, лежали мертвыми. Газ выжег им глаза и легкие. Меньше чем за 45 минут погибли 5 тысяч французов и еще 10 тысяч не могли продолжать бой. Их эвакуируют, но большинство также не выживет.

Для самих немцев такой эффект оказался тоже неожиданным. Их генералы относились к затее с «туманом», как к забаве ученых, и даже не готовились к широкомасштабному наступлению. И когда у противника просто исчезла оборона, в брешь идти было тоже некому. Малочисленные силы немцев, конечно, заняли позиции, но развить наступление не смогли.

Уже к вечеру 22 апреля 1915 года стало ясно, что на поле боя появился новый вид оружия, превышающий по силе все известные средства уничтожения. К малоизвестному городку Ипр бросились химики большинства развитых стран мира, и уже через день было установлено, что новое химическое оружие – удушливый газ хлор.

 

В погоне за решающим успехом враг не останавливался перед нарушением законов и обычаев войны, широко пустив в дело отравляющие газы. Впервые в войне немцы применили химические снаряды на русском фронте еще в январе 1915 г.

В апреле 1915 г. германское командование применило на Западном фронте отравляющие газы - новое оружие массового истребления. Газ хлор был выпущен из баллонов. Ветер понес тяжелое зеленовато-желтое облако, стлавшееся по самой земле, в сторону траншей англо-французских войск. Люди, не подозревавшие об опасности, вдруг были окутаны смертоносным облаком и стали задыхаться.

За несколько минут 15 тыс. английских и французских солдат вышли из строя, из них 5 тыс. погибли. Через две недели немцы предприняли газовую атаку и против русских войск. Командующие русскими армиями поставили вопрос о контрмерах.

В начале марта Ставка ответила: «Верховный Главнокомандующий относится к употреблению (химических) снарядов отрицательно».  Положение изменилось к началу лета 1915 г. В апреле и мае получили известия о немецких газобаллонных атаках хлором на Западном фронте – в районе Ипра, где погибло 5 тыс. человек и на участке 2-й русской армии, в результате которой умерло свыше тысячи отравленных.

В начале июня Ставка обратилась к военному министру: «Верховный Главнокомандующий признает, что, ввиду полной неразборчивости нашего противника в средствах борьбы, единственной мерой воздействия на него является применение и нашей стороной всех средств, употребляемых противником». Хотя последствия газовых атак невероятно преувеличивались, нельзя было допустить, чтобы войска угнетались оружием, которое было только у врага.

 

Изобретя боевые газы, немцы добавили еще одно измерение в ужасе Мировой войны. Вскоре союзники наверстали упущенное и немцы тоже смогли испытать на себе, что такое газовая атака. Французы начали использовать снаряды с 0В в 1916 году, англичане тоже решились на ограниченное использование газов на последних стадиях битвы на Сомме. К 1917 году немецкие солдаты регулярно подвергались газовым атакам, проводимым англичанами в качестве ответного удара. 19 марта 1918 года подобной атаке был подвергнут городок Сент-Квентин. В тот день в город как раз прибыли свежие немецкие части, предназначенные для наступления. В 10 вечера англичане обрушили на город 3000снарядов с хлором - дома были окутаны густым зеленым облаком. Противогазы не помогали - концентрация газа была слишком высокой. Когда на следующее утро в город прибыло дальнейшее пополнение, солдатам представились улицы, усеянные людьми, выкашливающих вместе с кровью остатки своих легких.

 

В 1915 году мир с восхищением взирал на оборону Осовца, небольшой русской крепости в 23,5 км от тогдашней Восточной Пруссии.

6 августа 1915-го стало для защитников Осовца черным днем: для уничтожения гарнизона немцы применили упомянутые отравляющие газы. Газовую атаку они готовили тщательно, терпеливо выжидая нужного ветра. Развернули 30 газовых батарей, несколько тысяч баллонов. 6 августа в 4 утра на русские позиции потек темно-зеленый туман смеси хлора с бромом, достигший их за 5-10 минут. Газовая волна 12-15 метров в высоту и шириной 8 км проникла на глубину до 20 км. Противогазов у защитников крепости не было.

«Все живое на открытом воздухе на плацдарме крепости было отравлено насмерть, – вспоминал участник обороны. – Вся зелень в крепости и в ближайшем районе по пути движения газов была уничтожена, листья на деревьях пожелтели, свернулись и опали, трава почернела и легла на землю, лепестки цветов облетели. Все медные предметы на плацдарме крепости – части орудий и снарядов, умывальники, баки и прочее – покрылись толстым зеленым слоем окиси хлора; предметы продовольствия, хранящиеся без герметической укупорки – мясо, масло, сало, овощи, оказались отравленными и непригодными для употребления».

«Полуотравленные брели назад, – это уже другой автор, – и, томимые жаждой, нагибались к источникам воды, но тут на низких местах газы задерживались, и вторичное отравление вело к смерти».

Германская артиллерия вновь открыла массированный огонь, вслед за огневым валом и газовым облаком на штурм русских передовых позиций двинулись 14 батальонов ландвера – а это не менее семи тысяч пехотинцев. На передовой после газовой атаки в живых оставалось едва ли больше сотни защитников. Обреченная крепость, казалось, уже была в немецких руках. Но когда германские цепи приблизились к окопам, из густо-зеленого хлорного тумана на них обрушилась... контратакующая русская пехота. Зрелище было ужасающим: бойцы шли в штыковую с лицами, обмотанными тряпками, сотрясаясь от жуткого кашля, буквально выплевывая куски легких на окровавленные гимнастерки. Батареи крепостной артиллерии, несмотря на большие потери в людях отравленными, открыли стрельбу, и скоро огонь девяти тяжелых и двух легких батарей замедлил наступление 18-го ландверного полка и отрезал общий резерв (75-й ландверный полк) от позиции. Начальник 2-го отдела обороны выслал с Заречной позиции для контратаки 8, 13 и 14-ю роты 226-го Землянского полка. 13 и 8-я роты, потеряв до 50 % отравленными, развернулись по обе стороны железной дороги и начали наступление; 13-я рота, встретив части 18-го ландверного полка, с криком «ура» бросилась в штыки.  Это были остатки 13-й роты 226-го пехотного Землянского полка, чуть больше 60 человек. Но они ввергли противника в такой ужас, что германские пехотинцы, не приняв боя, ринулись назад, затаптывая друг друга и повисая на собственных проволочных заграждениях. Что такого увидели семь тысяч немцев? Если бы эти 60 человек стреляли — и пусть даже стреляли чертовски метко, а не как отравленные умирающие полулюди, — то их бы даже не заметили. Но эти 60 человек просто встали, шатаясь, каждый сам по себе, и молча пошли в штыковую атаку. И семь тысяч немцев побежали. Злых людей немцы не испугались бы, осатанение на войне — дело обычное. И побежали они не как трусы, но как люди, увидавшие перед собой то, что живому человеку видеть не положено. Мертвых людей. Мертвых полуразложившихся людей, которые шли их убивать, в полный рост, через пули в упор. Торопились, колдыбали, падали, все равно ползли, и видно было, что они очень рады тебя видеть и очень хотят тебя убить. И действительно стали убивать. А когда немцы убежали, они умерли…

Крепость немецкие войска больше не штурмовали…

И по ним с окутанных хлорными клубами русских батарей стала бить, казалось, уже погибшая артиллерия. Несколько десятков полуживых русских бойцов обратили в бегство три германских пехотных полка! Ничего подобного мировое военное искусство не знало. Это сражение войдет в историю как «атака мертвецов»..

Эта атака «мертвецов», как передает очевидец боя, настолько поразила немцев, что они не приняли боя и бросились назад, много немцев погибло на проволочных сетях перед второй линией окопов от огня крепостной артиллерии. Сосредоточенный огонь крепостной артиллерии по окопам первой линии (двор Леонова) был настолько силён, что немцы не приняли атаки и спешно отступили.

 

После битвы на Ипре отравляющие газы были применены Германией ещё несколько раз: 24 апреля против 1-й канадской дивизии, 2 мая около «Фермы-мышеловки», 5 мая против британцев и 6 августа против защитников русской крепости Осовец. 5 мая сразу 90 человек погибло в окопах; из 207 попавших в полевые госпитали 46 умерли в тот же день, а 12 — после продолжительных мучений. Против русской армии действие газов, однако, не оказалось достаточно эффективным: несмотря на серьёзные потери, русская армия отбросила немцев от Осовца. Контратака русских войск была названа в европейский историографии как «атака мертвецов»: по словам многих историков и свидетелей тех сражений, русские солдаты одним только своим внешним видом (многие были изуродованы после обстрела химическими снарядами) повергли в шок и тотальную панику германских солдат.

Химическая война невозможна без защитных средств у своих войск. Однако в начале 1915 г. немецкая армия имела примитивную защиту от газов в виде подушечек из очесов, пропитанных гипосульфитным раствором. Пленные, захваченные англичанами в течение нескольких следующих после газовой атаки дней, подтверждали, что они не имели ни масок, ни каких бы то ни было других защитных приспособлений, и что газ причинял острую боль их глазам. Они утверждали также, что войска боялись продвигаться из опасения пострадать от плохого действия противогазов.

Эта газовая атака стала полной неожиданностью для войск союзников, но уже 25 сентября 1915 г. Британские войска провели свою пробную хлорную атаку.

В дальнейшем в газобаллонных атаках применялись как хлор, так и смеси хлора с фосгеном. Смеси содержали обычно 25% фосгена, но иногда в летнее время доля фосгена достигала 75%.

Впервые смесь фосгена с хлором была применена 31 мая 1915 г. у Воли Шидловской под Болимовом (Польша) против русских войск. Туда перебросили 4 газовых батальона, сведенные после Ипра в 2 полка. Объектом для газовой атаки были выбраны части 2-й русской армии, которая своей упорной обороной преградила в декабре 1914 г. путь на Варшаву 9-й армии генерала Макензена. В период 17 - 21 мая немцы установили в передовых окопах на протяжении 12 км газовые батареи состоявшие, каждая, из 10-12 наполненных сжиженным хлором баллонов - всего 12 тысяч баллонов (высота баллона 1 м, диаметр 15 см). На 240-метровый участок фронта приходилось до 10 таких батарей. Однако после окончания развертывания газовых батарей немцы были вынуждены в течение 10 суток выжидать благоприятных метеорологических условий. Это время было потрачено на разъяснение солдатам предстоящей операции - им внушалось, что огонь русских будет полностью парализован газами и что сам по себе газ не смертелен, а только лишь вызывает временную потерю сознания. Пропаганда среди солдат нового «чудо-оружия» успеха не имела. Причиной было то, что многие не верили этому и даже отрицательно относились к самому факту применения газов.

В русской армии имелись полученные от перебежчиков сведения о подготовки газовой атаки, но они остались без внимания и не были доведены до войск. Между тем, командование VI Сибирского корпуса и 55 пехотной дивизии, оборонявших подвергнувшийся газобаллонной атаке участок фронта, знало о результатах атаки у Ипра и даже заказало противогазы в Москве. По иронии судьбы противогазы были доставлены 31 мая вечером, уже после атаки.

В тот день, в 3 часа 20 минут, после короткой артподготовки немцы выпустили 264 т смеси фосгена с хлором. Приняв облако газа за маскировку атаки, русские войска усилили передовые окопы, и подтянули резервы. Полная неожиданность и неподготовленность со стороны русских войск привели к тому, что солдаты проявили больше удивления и любопытства к появлению облака газа, нежели тревоги.

Вскоре окопы, представлявшие здесь лабиринт сплошных линий, оказались заполненными мертвыми и умирающими. Потери от газобаллонной атаки составили 9,146 человек, из них 1,183 умерших от газов.

В первых числах июня 1915 г. в русскую армию стали поступать влажные маски, предназначенные для защиты от хлора. Но уже на фронте выяснилось, что хлор через них свободно проходит. Русская контрразведка задержала в пути поезд с масками, шедший на фронт, и исследовала состав противогазовой жидкости, предназначенной для пропитки масок. Было установлено, что эта жидкость поставляется в войска разбавленная водой не менее чем в два раза. Расследование привело контрразведчиков на химический завод в Харькове. Его директором оказался немец. В своих показаниях он написал, что является офицером ландштурма, и что «русские свиньи должны были дойти до совершенного идиотизма, думая, что немецкий офицер мог поступить иначе».

К концу 1916 г. благодаря повышению химической дисциплины русских войск и оснащению их противогазами Зелинского-Кумманта, потери от газобаллонных атак немцев значительно уменьшились. Волновой пуск, предпринятый немцами 7 января 1917 г. против частей 12-й Сибирской стрелковой дивизии (Северный фронт), вообще не вызвал потерь благодаря своевременно одетым противогазам. С таким же результатам завершился последний русский газопуск, выполненный под Ригой 26 января 1917 г.

К началу 1917 г. газопуски перестали быть действенным средством ведения химической войны, а их место заняли химические снаряды. С февраля 1916 г. на русский фронт поставлялись химснаряды двух типов: а) удушающие (хлорпикрин с хлористым сульфурилом) — вызывали раздражение дыхательных органов и глаз в такой степени, что пребывание людей в этой атмосфере было невозможно; б) ядовитые (фосген с хлорным оловом; синильная кислота в смеси соединениями, повышающими ее температуру кипения и предотвращающими полимеризацию в снарядах).

 

 

Это факты, свидетельствующие о применении нового страшного оружия. Следует заметить, что применение боевых газов на войска противника действовали двояко:

1. На физическое состояние военнослужащих. Серьёзные поражения лёгких и глаз – типичны для жертв газовых атак. Как правило, практически все ветераны Первой мировой войны, пораженные ипритом, погибли в последующие десятилетия с диагнозами "хронические бронхопневмонии", "пневмосклероз" и "опухоли легких".
2. Деморализующе. Бессмысленная жестокость противника вкупе с неподготовленностью войск к химической атаке, очевидно, приводили к изменению отношения к происходящему. И, не смотря на беззаветный героизм русских воинов у Осовца, воюющие очевидно осознавали собственную обречённость.

 

Причины того, почему Германия в годы Второй Мировой войны не применила химическое оружие, остаются до сих пор не ясными. По одной из версий, Гитлер не дал команду на применение ОВ во время войны потому, что считал, что у СССР большее количество химического оружия. Еще одной причиной могло быть недостаточно эффективное воздействие ОВ на солдат противника, оснащенных средствами химической защиты, а также его зависимость от погодных условий. Это одна из точек зрения.

В то же время известно, что ефрейтор Адольф Гитлер потерял зрение в результате применения британскими войсками отравляющего газа во время атаки на немецкие позиции в районе города Вервик. И, возможно, именно этим и объясняется его нежелание использовать химическое оружие во Второй мировой войне (не считая концлагерей). Еще одной причиной могло быть недостаточно эффективное воздействие ОВ на солдат противника, оснащенных средствами химической защиты, а так же его зависимость от погодных условий.

 

 

Особенности поражения человека боевыми газами.

По самым приблизительным подсчетам, от газовых атак в Первую Мировую пострадало свыше миллиона человек, из них 85000 умерло именно из-за отравления газом. Например, в России погибло (приблизительно) 50000 человек, в Германии — 10000, во Франции и Англии — по 8000.

Хлор был малоэффективным оружием. Он имел зеленоватый цвет и характерный запах, что исключало фактор внезапности. Он легко связывался водой — достаточно было приложить намоченную ткань к лицу, чтобы резко уменьшить степень его воздействия на легкие. Чуть более удобными в бою были его соединения — хлорпикрин ихлорметил. Спобос спасения от хлорной атаки – её испытали многие русские военнослужащие – мокрая марля на нос и рот. Проблема была в том, что вода также оказывалась заражённой, поэтому использовалось всё возможное ради спасения.

31 мая 1915 года немцы применили новое химическое оружие — фосген, теперь уже на русских позициях. Отравления получили 9 тысяч солдат.

Горчичный газ. Французами новое ОВ было названо «ипритом», по месту первого применения, а англичанами - «горчичным газом» из-за сильного специфического запаха. Это очень коварное вещество. Бесцветное, без запаха, оно проникало в организм через кожу или дыхательные пути и убивало не сразу — через несколько часов, а то и дней. Газ обладал мощным кожно-нарывным действием и сохранял жидкое состояние при комнатной температуре. Его название пошло от чесночно-горчичного запаха, который тот издавал, будучи плохо очищенным, — никакой иной связи с горчицей у этого газа нет. Он был синтезирован в 1860 году химиком, лингвистом и поэтом Фредериком Гутри. Кодовое название горчичного газа у немцев было LOST (по первым буквам имен ученых Ломмеля и Стейнкомпфа, занимавшиеся его массовым производством в компании «Bayer AG»). В наше время он более всего известен под названием иприт — по имени города Ипр, около которого в июле 1917 года он был впервые применен немцами. Англичанам потребовалось больше года, чтобы создать аналогичное оружие — у них этот газ назывался «Hun stuff» (немецкая штучка).

    Иприт оказался весьма специфичным газом. Первые симптомы появлялись через 4 часа после контакта с открытой кожей — он вызывал сильные, болезненные нарывы (особенно страдала нежная кожа на лице и половых органах), а при попадании в глаза приводил к конъюнктивиту и слепоте. Значительная доза газа могла сжечь плоть до кости.

    Иприт не был «убийцей» — он лишь калечил солдат (по статистике, смерть от иприта наступала в 1% случаев), хотя поражение свыше половины кожного покрова было фатальным. Против него не помогали противогазы, поскольку он воздействовал в основном на кожу. А раненый солдат был для армии гораздо большей обузой, чем мертвый.

В динамике поражения кожи ипритом проходят пять стадий:

   • скрытый период;

   • стадия эритемы;

   • везикуло-буллезная;

   • язвенно-некротическая;

   • стадия исхода.

В летнее жаркое время на зараженном участке местности, когда в атмосфере могут быть высокие концентрации и люди одеты в легкое обмундирование возможно поражение кожи парами иприта. При этом скрытый период бывает обычно длительным до 10-12 часов. Наиболее сильно поражаются чувствительные участки кожи (подмышечные впадины, гениталии, паховые складки) и открытые участки тела (шея, руки, лицо).

 Второй пик развития поражения наблюдали на 8-9-й день, когда у пораженных развивалась сильная лейкопения. Это была основная причина гибели — "вторичные" инфекции и лейкопения. Как правило, практически все ветераны первой мировой войны, пораженные ипритом, погибли в последующие десятилетия с диагнозами "хронические бронхопневмонии", "пневмосклероз" и "опухоли легких".

При поражении ипритами наиболее частыми отдаленными последствиями являются снижение или потеря массы тела, рубцы на коже, которые могут ограничивать функции конечностей, пневмосклероз, бронхоэктатическая болезнь, лейкопения, снижение иммунитета, повышенная чувствительность к простудным и инфекционным заболеваниям, онкологические заболевания.

 

 

Проблема реабилитации людей, поражённых боевыми отравляющими веществами.

Следует заметить, что как с немецкой или французской, так и с русской стороны первоначально иприт недооценивался. Как и недооценивалось его воздействие на психику поражённого газом человека.

Изменения со стороны нервной системы - у пораженных ипритом отмечаются угнетенное депрессивное состояние, вялость, сонливость, подавленное настроение. Они замкнуты, молчаливы, апатичны, безучастны к окружающему, иногда часами лежат молчаливо. При тяжелых поражениях может быть шокоподобное состояние. Возбуждение со спутанным сознанием и судорогами встречается редко, является признаком очень тяжелого поражения, как правило, предвещает неблагоприятный исход в ближайшие часы.

Именно с этим столкнулись медики разных стран, пытаясь реабилитировать военнослужащих. Даже после того, как обожжённые глаза начинали видеть (а именно такой случай произошёл с ефрейтором Гитлером), при всём желании вернуться на фронт, поведение человека менялось.

Сначала сотни, потом тысячи, потом сотни тысяч становились инвалидами, не потеряв ни единой капли крови. Парализованные, слепые, глухие, немые, страдавшие тиком и тремором чередой шли через кабинеты психиатров.

Врачи считали, что у солдат слепота вызвана не газом, а истерией.

Страх перед войной, перед жизнью в траншее, перед артиллерийскими обстрелами, перед атаками врага породил страстное стремление бежать из окопов. Часто это делалось под предлогом отравления газом. Врачи получили распоряжение отправлять в глазную больницу только тех, у кого были очевидные симптомы поражения боевыми отравляющими веществами.

Немецкие психиатры пришли к выводу, что бесконечные артиллерийские бомбардировки, взрывы бомб, мин и гранат приводят к незаметным повреждениям головного мозга и нервных окончаний. Это объяснение охотно было принято военными властями и врачами, которым приятно было сознавать, что немецкие солдаты страдают от невидимых ран, а вовсе не от слабости нервов.

Но психиатры не находили симптомов, свидетельствовавших о последствиях обстрелов. Некоторые пациенты заболевали, хотя они находились далеко от линии фронта, в тылу. Это наталкивало на мысль, что причина этих заболеваний — психологическая проблема.

 

Симптомы неврастении — головная боль, бессонница, сердцебиение, астма, лихорадка, нервное истощение, импотенция...

Медицина того времени исходила из того, что глухота, слепота, паралич — это не следствия нервной болезни, а моральная слабость. Если пациент возбужден и излишне эмоционален, то это истерия. Если подавлен и инертен, то это неврастения.

Неврастения считалась чем-то презираемым и ставилась в один ряд с декадансом, онанизмом и эмансипацией женщин. Истерией врачи объясняли все болезни, которые не удавалось объяснить органическими причинами. Солдаты, которым ставили диагноз «истерия», рассматривались как неполноценные существа с негодной нервной системой и дегенеративными мозгами.

 

Истерическое состояние солдат на поле боя было коньком доктора Фостера. Он доказывал, что причина истерии — нехватка воли и боевого духа. Он считал, что возвращение солдата на фронт — его патриотический долг.

 

К концу войны военные госпитали были перегружены, поэтому военное министерство открыло отдельные лазареты для нервнобольных. Они, по политическим и медицинским соображениям, располагались в сельской местности. Лечение считалось более эффективным вдали от шума и огней больших городов, которые сами по себе считались причиной неврозов. К тому же немецкие врачи хотели отделить психических больных, чтобы помешать распространению симптомов истерии.

Для пациентов это означало, что они не могут увидеть родных, которым не под силу или не по карману было приехать за тридевять земель. Это лишь ухудшало их психологическое состояние. Но врачи настаивали, что одиночество больного им только на пользу и будет способствовать излечению: «Симпатии и сочувствие со стороны гражданских лиц только усилит симптомы истерии».

Врачам не хотелось, чтобы в обществе становились известны общепринятые тогда методы лечения — болезненный электрошок, долгое пребывание в холодной или горячей бане, содержание в одиночке без общения с другими людьми. Все это сделало годы Первой мировой войны самыми мрачными в истории современной психиатрии.

В 1903 году в клинике для нервнобольных в Гейдельберге главный врач подверг безжалостному десятиминутному электрошоку молодую женщину, страдавшую истерией. Болезнь прошла. Во время войны врач из Гейдельберга Фриц Кауфман решил воспользоваться опытом своего начальника и лечить солдат током.

Обычно электроды прикрепляли к пострадавшей части тела. Например, если парализована была нога, то электрошоку подвергали ногу. Исключение делалось в случае немоты. Воздействовать током на гортань врач не решался. Сеанс электротерапии продолжался от двух минут до двух с половиной часов и был крайне болезненным. Санитары в резиновых перчатках держали пациента за руки и ноги.

Французский врач Ф.Бабински тоже полагался на целительную силу электричества. Пациентов приводили на процедуры голыми, женщинам разрешалось оставлять нижнее белье. Бабински объяснял, что это необходимо для того, чтобы видеть: причина непорядка — мускульная или психологическая? В реальности (а этот метод быстро переняли немцы) больных раздевали, чтобы усилить их ощущение беспомощности и власти врача над ними.

Два десятка человек погибли в результате электрошока, но лишь в самом конце войны протесты против подобной терапии заставили военно-медицинские власти отказаться от широкого применения электрошока.

Военный врач О.Бинсвангер считал, что электрошок приносит только временное улучшение. Он держал пациента в полной изоляции и лишал еды. Его коллега угрожал поместить страдающих неврозами солдат в одну камеру с буйно помешанными. Если фронтовики протестовали и говорили, что они не сумасшедшие, то врач презрительно отвечал: — Кто не способен владеть своим телом, тот заслуживает сумасшедшего дома.

Психиатры сознательно создавали атмосферу террора, сравнимого с ситуацией на поле боя, надеясь выбить клин клином. Они повторяли:

— Ваши проблемы свидетельствуют лишь о нехватке воли. Вы должны сделать усилие над собой и вернуть самообладание. И вы способны сделать это всего за несколько дней.

 

Немецкие психиатры убеждали пациентов, что на самом деле они совершенно здоровы и не нуждаются ни в лекарствах, ни в процедурах. Известный франкфуртский психиатр уверял, что четверть больных излечивались после первого разговора. На следующий день они выписывались из госпиталя.

Один ларинголог вводил потерявшим речь солдатам в горло стальной шарик диаметром в один сантиметр и проталкивал его в гортань. Он насильно держал этот шарик очень долго, хотя пациент не мог дышать, приходил в ужас и вырывался. Когда солдат уже практически задыхался, врач резким движением выдергивал шарик, из горла пациента вырывался крик, и тем самым голос возвращался. Врач был убежден, что нашел удачный способ лечить немоту.